Я тут у Коли спросил, как моя должность называется. Он так по-наполеоновски меня по плечу похлопал и сказал, что я его адъютант. Я для себя сразу перевел: вестовой, казачок, денщик. "Филька, трубку!" - в этом роде. И он еще сказал, что я у него выхожу по графе "представительские расходы". Я не понял, но обидно. Коля говорит, что негры сейчас уже не в моде, а вот он закажет мне гусарский доломан с лосинами цвета тела испуганной нимфы, и чтобы я за ним, как Андрей Болконский, с папкой ходил и его бессмертные изречения конспектировал. (Бумага, кстати, их не выдержит). Я посмеялся, но потом стал беспокоиться - с него и впрямь станется меня так обрядить. Барину жить скучно, барин чудачит. Я тогда его этими лосинами удавлю.

Правда, он мне тут заказал пару статеек против конкурентов. Я материалы почитал - правда, гады, можно мочить.

Коля тут обратил внимание, что я подаренные им на день рождения часы ношу как браслет, циферблатом вниз. Я их раздолбал каким-то образом на третий день, как - не помню, пьяный был. В общем, не ходят. Но я сознаваться не стал, уперся, мол, швейцарцы тоже бывает говно производят, что они, не люди, что ли? Коля у меня их забрал в починку. Теперь мне интересно, что там часовщик выяснит - может я их в чайнике заваривал?

Кстати, мне умные люди объяснили, как отличить швейцарские часы от нешвейцарских. Фокус-покус. Очень просто. На швейцарских римская цифра четыре пишется не IV, а IIII - четырьмя палками. Знание - сила.

А браслетик у часов был красивый. Коля хотел на них сделать памятную надпись в стиле Федора Павловича Карамазова: "Милой Грушеньке, если захочет прийти", а сверху добавление - "и цыпленочку". А я не дал хорошую вещь портить, сам ее раздолбал.

Ну и еще один мой стишок в тему (неприличный и мазохистский), потому что личная жизнь - сплошная помойка.

"Пойдешь со мной". Рука в стальном захвате
И горла перехват... "Послушай... Погоди..."
А слов-то нет. И солнце на закате,
Как смертный час пылает впереди.

Неотвратимо все - и ночь, и память
О ночи, о тоске, о медлящих руках,
Об одиночестве на краешке кровати,
(Не для меня полеты в облаках),
О том, что не могу тебя - оставить,
Себя - найти... О разных пустяках.

Гремит любовь в серебряные трубы,
Возносит ввысь и загоняет в гроб.
А мне одно: прокушенные губы
Да в летний полдень - ледяной озноб.