Воскресенье, 10 августа
Сегодня обещали огромную луну и не обманули. Сквозь облако, ясная -
"как зеркальце у мертвых губ" (как-то так Галина Кузнецова в Грассе писала). Пятна двоятся и меняются – мужик с вязанкой хвороста, лунный заяц, тетка с коромыслом и Каин, бледный Каин с телом брата на плечах.
Пошел смотреть на луну поближе, сам чувствуя себя лунатиком и вспоминая Гумилева (
"и вот, когда средь оргии победной, очнусь я, как лунатик бледный, испуганный в тиши своих путей, я вспоминаю, что, ненужный атом, я никогда не звал мужчину братом и не имел от женщины детей"). Невидимая шерсть на хребте встала дыбом.
В детстве мне нравилось подвывать вместе с собаками - чудное гипнотическое занятие, начинаешь в шутку, а потом затягивает, и внезапно понимаешь, что кто-то воет из тебя и лезет наверх.
Берегитесь ликантропии, это такая зараза.
Понедельник, 11 августа
Вертолетов у нас намного больше, чем стрекоз. И стрекочут они громче, и сверкают желтыми и красными очами. Демоны, в общем.
На лиловой спирее целый день пасется миловидный пухлый шмель.
Кузнечик на лугу стрекочет...
Не то кует, не то пророчит,
Не то он лугового бога
На языке зеленом просит:
"Дай мне пожить еще немного,
Пока трава косы не косит".
(По памяти – Арсений Тарковский)
Вторник, 12 августа
Ночь не спал, читал хорошую книжку о мистериях. Наконец-то правильный мрачный тон в описании греческой религии. Что там хорошего? Только глаз ласкает, а по сути боги выпотрошат человека, сведут с ума, унизят, как Геракла и сунут под землю, где он будет бродить без памяти и без надежды, с вечной тоской и голодом по живой крови. И проводи вечность злым идиотом в темноте и ничтожестве. А боги - блаженные, жестокие, завистливые, мелочные, блудливые - пьют, жрут, трахаются и ревниво отслеживают, как бы кто с ними в чем не сравнялся. Золотой полдень античности, ага.
Хорошо, что философы и орфики изощряли ум, чтобы эти отвратительные шалости богов превратить в высокие символы. Тут либо высокий идеализм, как у Платона, либо на восток в поисках искупления и спасения.
* * *
А днем заснул на полчаса, и мне во сне мне подкинули странную информацию: мол, в год восшествия Александра на царство Кратеру было не 25-30 лет, а больше 50, он был старше Филиппа. Я так удивился, что проснулся.
* * *
Сегодня Чиж, потянувшись за сыром, первый раз упал с лестницы - прямиком в мои протянутые руки, глупая скотина, испугал меня. Тоже тема лунатика – стоял на верхней ступени, весь вытянувшись в струнку, сомнамбулически глядя на бутерброд в моей руке – и вдруг зашатался и полетел, вытянув лапы вперед. Для него сыр – это луна.
Чиж меняет имена. В прошлом году особенно употреблялось "Плюшка", а в этом - уважительное "Мамай Моисеич" или "Моисей Мамаевич".
* * *
Как роскошны дожди в жару! Тут припомнить и ветреную Гебу, и Зевесова орла, хватающего кусок мяса с чернофигурной тарелки. Атмосфера пьяной пирушки в самом разгаре. И царственная утренняя прохлада. Я начинаю понимать любителей вставать с первым лучом солнца, чтобы видеть все это - розовые лучи из темноты, голубой холодный свет вокруг и как медленно раскаляется солнце добела.
Среда, 13 августа
Снилась мне Екатерина II, необыкновенно круглая и плотная в талии, словно на токарном станке болванку выточили и в атлас затянули. Как карточная дама, всегда в профиль. Пухлые ручки, локотки в ямочках. Грудь в декольте гладкая и блестящая - здоровенные бильярдные шары.
Взбалмошная тетка оказалась - вдруг повалилась на спину и задрыгала ногами, типа весело ей. Туфли со свистом разлетелись по залу. Я с любопытством заглянул ей под юбку, осмотрел панталоны белоснежные, в кружевах, и решил поделиться наблюдением с соседом: "А я думал, она грязнуха". И тут кавалер резко поворачивается с возмущенным индюшачьим квохтанием, - глядь, а это Потемкин, повернулся всем телом, чтобы здоровым глазом меня прожечь.
- Да ты, братец, забурел, - говорит Потемкин и, кажется, собирается бить меня палкой. Я чё-та ржу, отступаю с поклонами: "Миль пардон, сразу не узнал, ваша светлость", пятился, пятился и вдруг вывалился спиной из окна прямо на идиллический изумрудный пружинистый лужок в ромашках. Конец.
* * *
Дневники Пунина читаю понемногу.
Умный человек, вроде бы понимал в искусстве, Ахматова его уважала. И при этом - высокопарная бездарность в попытках быть художественным, гладкий и дебильный стих про императрицу Феодору. Режет глаз и ухо, как пошло Пунин пишет о вере, не удивительно, что потом в комиссары подался.
А Маковский даже Пунину показался посредственностью. Два сапога, оба критики, вершители судеб: Маковский - редактор и издатель, Пунин – комиссар, в будущем преподаватель.
Сам Пунин пишет: "Прилив отвращения и скуки всякий раз, как разговариваем с некоторыми (часто очень талантливыми) носителями искусства: нам неприятно, отвратительно знать, что они, неприятные нам люди, любят и работают в области искусства, для меня совершенной и святой". - Это он конкретно о Мандельштаме написал. Даже смешно - опять Сальери от Моцарта тошнит. И как по-сальериевски звучит тут же: "нежное благоговение" (перед Шопеном).
* * *
Стояла туча серая во весь горизонт, автоматическое сравнение: "Как война". Потом прямой частый дождик, как в "Рублёве", все зыбится, развоплощается.
Ежевика меня вчера здорово исцарапала - сегодня осмотрелся: двусмысленные яркие и глубокие поцарапы на запястьях, как будто я неумело пилил себе вены. Надеюсь, что скоро сойдут, а то мне это здорово имидж подпортит.
Четверг, 14 августа
Приснился знакомый, будто прислал мне свою фотографию без волос и без бровей и ссылку на сайт, где собирали деньги на помощь раковым больным. И я ни фига не понял, пишу ему: "Костя, ты что, в благотворительный фонд из информагентства перешел?" А он мне отвечает: "Ну ты совсем дурак. Я умер". Чё-та боюсь ему звонить теперь.