23 мая, суббота
Я вернулся на дачу, По Чижу соскучился. В Москве цветет миндаль, сакура, сирень. Все чудные запахи после дождя, особенно тополя с клейкими достоевскими листочками. Трава уже такая большая выросла, что ее уже косят. И опять запахи, жалобно и горько пахнут срезанные ноги одуванчиков.
Возвращался на дачу на закате: огромные туманные облака, сквозь них - медные румяные лучи. И так все это было прекрасно, особенно когда в ушах задыхающаяся скрипка Яши Хейфеца. На железном заборе вдоль дороги написано "Колян RIP. Вечная память"
Потом я выключил плеер, вынул наушники и оказался прямо в центре настраивающегося оркестра - птицы пробовали голоса, пытаясь общими усилиями исполнить соловьиную партию: один бархатным горлом говорил чок-чок-чок, другой раскатывал на языке трель чр-р-р-р, третий драматично и низко повторял чувы-чувы. Но все равно не хватало чего-то, чтобы получился соловей. Другие звуки тоже вливались в симфонию. Сперва под влажной русалочьей березой солировала псина, монотонный заунывный лай, морда в шрамах, одно ухо торчком, другое висит, как сломанное. Потом - птичья репетиция оркестра вышла на первый план. Потом пролетела электричка. Потом, когда я шел мимо пруда, накрыла волна лягушачьего кваканья - голоса у них словно сквозь заложенные уши, призрачные.
И тут село солнце и пруд выпустил наружу холод со дна. У меня сразу нос онемел. И экзистенциальная заброшенность и бездомность – как всегда, когда темно, дорога и холод.
Вечер приходит, поля голубеют, земля сиротеет.
Кто мне поможет воды зачерпнуть из криницы глубокой?
Нет у меня ничего, я все растерял по дороге.
День провожаю, звезду встречаю. Дай мне напиться.
Дверь отвори мне, выйди, возьми у меня, что хочешь -
Свет вечерний, ковш кленовый, траву подорожник.
А.Тарковский
Кружится голова. Шатаюсь как матрос, который попал из открытого моря в Неаполь. Встречные машины пугливо разбегаются передо мной.
* * *
Вечером по «Орфею» слушал замечательную симфонию турецкого пианиста и композитора Фазиля Сая (2-я симфония Месопотамия). Опять удивляюсь, какими близкими мне кажутся турецкие, иранские, латиноамериканские режиссеры, композиторы, вообще их тип интеллектуалов, которые читают Достоевского, смотрят Тарковского, слушают Арво Пярта и т.п. И какими чужими кажутся нынешние европейцы и американцы – постмодерн этот херов без различения добра и зла, какое-то принципиальное отсутствие души, акционизм и все прочие коммерческо-скандальные шоу вместо живописи, скульптуры и театра.
КЛАЙВ БАРКЕР. КНИГА КРОВИ 5. - Продолжаю это занимательное чтение. Душевно. Он цветист и, пожалуй, безвкусен, но оригинален и пробуждает темное и больное воображение. Спасибо ему за это.
* * *
На ночном небе волнистые полупрозрачные облака. Самолет, как неторопливый ткацкий челнок, проходит сквозь них, то поверх облака, то снизу. И соловей где-то вдалеке.
24 мая, воскресенье
Огромный паук полз по стене прямо к моей пятке. Пришлось убить. Я их малость боюсь (только косикосиножек нежно люблю, потому что у них тела почти нет).
Майский ветреный день. Вокруг солнца бродят грозовые тучи. Отовсюду чудные запахи, летят по ветру яблоневые лепестки. Ландыши. У нас их так много, что в плотно сжатых листьях не видно цветов, но ароматы стелются по земле.
УРНОВ. НА БЛАГО ЛОШАДЕЙ. ОЧЕРКИ ИППИЧЕСКИЕ.
Про беговых и скаковых лошадей, истории чемпионов, пород и все такое. Очень мне нужная книжка. Жаргон наемников, конюшен - очень все здорово, разные характеры и стати лошадей, жокеев, заводчиков, все пригодится. Вторая половина книжки унылая, хвастается, с кем из знаменитостей он знаком был и как по заграницам ездил. Только названия очерков лошадиные.
Я про лошадей много пишу, а сам только в детстве на пастушьем мерине катался, зато без седла, прям как Александр на Букефале. Ну и еще на ипподроме раза три был, и то больше нравы наблюдал, а за мной ходила толпа местных жучков, узнав, что я в первый раз, и все стали на тех же лошадей, что и я. Я ставил упорно на темносерых и длинноухих, чтобы были на осликов похожи (ослы мне кажутся более миловидными). Все ставки мне вернули - то ли лошадей моих снимали с забега, то ли еще что-то. Ну я намек понял, что ипподромной везучести у меня нет (зато в рулетке и картах я всегда оказываюсь в небольшом выигрыше – потому что не жадный и не азартный).
25 мая, понедельник
Феофан Затворник: "К Нему прибегай со всякой нуждою. Имя же Его пресвятое и пресладкое да вращается неотступно в уме, сердце и на языке твоем."
Три наших хвойных дружка (так и не узнал, как они называются) похожи на разных смешных леших из мультиков. Первый, кто виден мне из окна, с хохолком на голове и уши развесил. Длинная зеленая морда. Чем-то напоминает одну из овчарка с ушами-бантиками. Это Пафнутий, самый крупный и видный. Другой скромный, лысый, прячется за его плечом и за сирень, как будто отлить отошел. Это Пантелей. Третий над прудком с лягушками, в стороне от всех, когда снегу было много, он совсем развалился. Это Парамоша Лягушатников. Я ему все говорю: "Ты, Парамоша, соберись" и все забываю опоясать его Ольгиными драными колготками.
Яблоня поседела (розовость совсем исчезла) и линяет, как собака. Стоит погладить - лепестки во все стороны летят. Видел совсем юную улитку с белесым прозрачным тельцем и полупрозрачным крылатым панцирем, она такая хрупкая и изящная, словно из хрусталя. Оказывается у улиток не два рожка, а четыре - одни на голове, выдвигаются из шеи (сейчас у улитки шея прозрачная и их легко можно рассмотреть), как антенны, и два рожка на челюстях - ими она жратву щупает.
Пока я гулял по саду к моей штанине прицепилось странное насекомое - формой и размером с крупного майского жука, но цвет совсем другой - как у ночного мотылька, пыльно серый с бледно-бежевым узором, и такое впечатление, что надкрылья совсем мягкие - а не жесткие, как у жуков. Я его поскорей в окно выкинул.
Прижимаюсь ухом рядом с распятием на стене, а там, за доской, тихонько, по-домашнему, жужжат шмели, у них там гнездо.
Ландышевый запах сильнее всего где-то в метре над ними, или когда совсем в них нос сунешь, а в промежутке - мертвая зона. Унюхал, что сердцевина тюльпана пахнет чем-то вроде сухого корня сельдерея. Завтра, говорят, будет совсем тепло. Видел комаров. Вот им я не рад. Они уже к Чижу присматривались, а он пастью хлопал, пытался их ловить.
Я слишком много сегодня читал, не отрываясь. Не надо так. Загрустил что-то, и вообще - как чумовой.
26 мая, вторник
Св. Александр Римский. Воин, который должен был исполнить казнь, просил у святого прощения и долго не решался поднять руку с мечом, так как видел Ангелов, пришедших за душой мученика. По молитве святого Ангелы стали невидимы палачу, и лишь тогда он отсек его святую голову. Тело святого было брошено в реку, но его извлекли из воды четыре пса и никого не допускали до тех пор, пока не пришла мать святого Александра Пимения.
Вместо эйфории вдруг нашла хандра. "Вы не вейтеся черные кудри над моей шебутной головой. Я сегодня больной и унылый, нету в сердце былого огня." Как-то так.
В прошлом году Чиж был Мамай Моисеевич Мартышкин, с важной спесивой мордой татарского баскака, а в этом году он - Пончик, такой кроткий, сладкий, беззащитный. Наверно, потому что болел - почувствовал свою уязвимость и зависимость от меня. Теперь он тоскует, когда я в Москву уезжаю, а в прошлом году демонстрировал, что ему наплевать.
Вот он слева Мамай, а справа Пончик.
Сегодня самый теплый день. Жаркое солнце, ни облачка, легкий ветер.
Расцвел алый тюльпан и почти все ландыши. Плаваем в ароматах - как на воздушном острове. Купальница в полной свежей красе, незабудки и одуванчики. Сирень тоже наливается, но что-то я последние годы отчетливо чувствую в ее запахе резиновые тона – хотя нет, прогрелась на солнце и стала пахнуть, как положено. Жду жасмина. Яблони облетают - ветер посильнее все до конца обдерет. Хоста и папоротники растут на глазах, по 5 см в день, не меньше. Айва.
На соседской иве вороны свели гнездо и теперь оттуда всю дорогу громкое трепыхание и вопли. Жаль, что мне сквозь яблоню не видно. Такое впечатление, что они постоянно проваливаются в середину дерева, ломая ветки, а потом криком-матом пытаются вылезти. Вот бы они на моей яблоне гнездо устроили - и я бы воронки нравы вблизи в окошко наблюдал. Может осенью слазить на иву, гнездо спереть и у себя под носом пристроить? Сейчас ворон здоровенная стая слетелась. Носятся над садом. Ну точно - вороненок-слеток в вишне сидит, а они его забрать пытаются. Я знаю, что его лучше не трогать.
Яблоня жужжит и тенькает с утра до ночи, облеплена пчелами и синицами.
* * *
КУЛАКОВ. НАСЛЕДНИК. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ.
Альтернативка - попаданец в старшего сына Ивана Грозного, Дмитрия. Вроде и ничего, динамично и относительно грамотно написано, но бесит, что все наши полуинтеллигенты уверены, что православие можно сильно улучшить, если добавить в него эктрасенсорики (храмы недурно работают как места силы), буддизма, Шаолиня, определить церковь в качестве госресурса, понятие греха и благодати заменить на патриотизм, эффективный менеджмент, просвещение и государственную пользу. Убожество прагматизма и невежества.
27 мая, среда
Правил важный кусок и так увлекся, что не заметил, как между мной и столом паук сплел паутину. Красиво, но не буду ж я так вечно сидеть. В общем, порвал я его сеть. Я для него слишком крупная рыба.
Сегодня жарко. Обещают грозу. Здесь, почему-то очень часто бывает град, чаще, чем обычные грозы с молниями.
* * *
ВАСИЛИЙ ГОЛОВАНОВ. МАХНО.
Замечательная книга, хороший писатель. Мой любимый тип исторической биографии. (В одном ряду с книгами Святослава Рыбаса о Столыпине, генерале Самсонове и Кутепове.) Очень личностно, с любовью и печалью о России и народе.
Мне от биографии и всего остального прежде всего нужно, чтобы это было по-настоящему хорошо написано, чтобы автор хотел создать образ в единстве противоречий, а не тянул одеяло на свою концепцию. Желательна полнота изученного материала и верное чутье, когда приходится выбирать более правдоподобную версию из возможных (или как их органично объединить). Осмысление важно, личностный взгляд и чтобы автор стоял на не раздражающим меня позициях. Писательский интерес к психологии, и чтобы звучали голоса того времени - побольше интересных цитат из первоисточников.
Разумеется, таких биографии мало. Историки пишут кондово, человеческие поступки объясняют очень глупо, а писатели не в ладах с историей, да и берутся за исторические биографии чаще всего халтурщики, начавшие себе руку на чем-то подобном. Прочтут статью из энциклопедии, в лучшем случае еще какую-нибудь самую популярную монографию, полкнижки пересказывают ее в идиотско-игровом стиле и добавляют от себя сентиментальных соплей и какую-нибудь собственную версию - в бульварно-конспирологическом стиле. И, набив руку на каком-нибудь пламенном революционере, пишут подряд о Клеопатре, коммуняке Якире, писателе Бестужеве-Марлинском, пирате Дрейка, и куртизанке Отеро, которые выходят близнецами.
28 мая, четверг.
"В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир."
Молочное белое небо, солнце, как расплывшийся желток.
* * *
ЗЛОТНИКОВ. ЦАРЬ ФЕДОР. ТРИЛОГИЯ. ТАЙМЛАЙН. -
Перечитывал, потому что больной и мечтательный. Для нормальных книжек мозгов нет.
А мечтаю, как пиндосов с подпиндосниками мочить, детально, подробно: как казачок вырывает серьги у Хиллари Клинтон, Маккейн с арканом на шее топает за БТРом в чеченский зиндан, Тафт в обезьяннике рядом с бомжами пытается объяснить, на кой хер он повсюду беспорядки нарушает, Обамка в бабьем платке, как немец в Сталинграде, топает по Владимирскому тракту в направлении Колымы и добросердечные тетки ему: "Не ссы, Маугли, свободим мы твою Африку". Хохлоэлитка в оранжевых жилетах строит великую украинскую стену, нацгвардия, всякий там Айдар и прочие бандерлоги восстанавливают народное хозяйство Донбасса с кайлом в руках, прикованные к тачкам, а Херсонский, Битнер и Чигиринская после смены в шахте издают стенгазету "На свободу - с чистой совестью". Меркель в подвале рейхстага делит с любимой болонкой Блонди одну капсулу яда на двоих, а вся французская, английская, пиндосская и немецкая хипстота, истеблишмент, политическая и интеллектуальная ылитка мобилизованы и с бритыми бошками и калашами едут воевать в Ирак, Ливию, Сирию с ИГИЛ и прочими братьями-мусульманами до победного конца во главе с ковыряющим в носу Олландом, вдохновенным Бернаром-Анри Леви и комиссаром Глюксманом с задачей "ни шагу назад". Оставшиеся же дома европейцы обложены налогом по самое нимагу, возмещать ущерб всем странам, в бомбежках которых и революциях они участвовали. Все бывшие колонии и прочие пострадавшие (Индия там, Конго, дакоты и команчи) подсчитывают ущерб за годы колониализма и начинают конфискацию имущества в бывших метрополиях. Саудовских аравов всех отправить на полуостров Ямал, пусть нефть в три смены качают. Оставшихся хохлов переселить в Америку всех, и им и американцам приятно будет (и мне смешно), а несменяемым президентом США сделать Ким Чен Ына. Освободившиеся места на Украине заселять исключительно бурятами. И всякие приятные мелочи: на похоронах либералов вместо похоронного марша должны плясать Пуськи с полюбившимися им песнями, каждому любителю акционизма в дом по авангардному художнику, приколотившему мошонку к паркету (если мошонок художников на всех не хватит - приколачивать хозяйские) и все такое.
А нам самим ничего не надо. Нам и так хорошо.