Я не червонец, чтоб быть любезен всем
Статья из газеты "Коммерсантъ" о выставке Геннадия Устюгова в Петербурге
В петербургской KGallery открылась большая персональная выставка одного из самых легендарных художников ленинградского нонконформистского искусства 70-80-х, Геннадия Устюгова. КИРА ДОЛИНИНА считает, что, если бы Геннадия Устюгова не было, его надо было бы выдумать.
Собственно говоря, такого художника уже давно выдумали: французы в середине позапрошлого столетия сотворили один из самых устойчивых мифов в западной культуре — миф о несчастном, непонятом, бедном и одиноком художнике. Недостатка в подобных фигурах в истории искусства никогда не было, но для пущей убедительности под это клише переписывались биографии гениев всех времен и народов. Таким "несчастненьким" во французской (а вслед за французами и в русской) историографии стали, например, Рембрандт и Бетховен. Понятно, что в такой тональности искусства, как трагедии, главными героями становились Ван Гог, Гоген и Модильяни. Тулуз-Лотрек подходил сюда по причине физической неполноценности, Писсарро — в связи с крайней бедностью и еврейством, и даже богатый и классово всему этому демократическому разгулу абсолютно чуждый Дега к концу жизни так "удачно" ослеп, что украсил собой список первых бедолаг европейского искусства. Пытались затянуть в свои сентиментальные сети и буйного Пикассо, и вечного эмигранта Шагала, и живущего с вечно больной и капризной женой Матисса, но эта троица явно принадлежала к столь растворенным в своем искусстве олимпийцам, что никакие биографические треволнения не могли поколебать их абсолютного счастья.
В петербургской KGallery открылась большая персональная выставка одного из самых легендарных художников ленинградского нонконформистского искусства 70-80-х, Геннадия Устюгова. КИРА ДОЛИНИНА считает, что, если бы Геннадия Устюгова не было, его надо было бы выдумать.
Собственно говоря, такого художника уже давно выдумали: французы в середине позапрошлого столетия сотворили один из самых устойчивых мифов в западной культуре — миф о несчастном, непонятом, бедном и одиноком художнике. Недостатка в подобных фигурах в истории искусства никогда не было, но для пущей убедительности под это клише переписывались биографии гениев всех времен и народов. Таким "несчастненьким" во французской (а вслед за французами и в русской) историографии стали, например, Рембрандт и Бетховен. Понятно, что в такой тональности искусства, как трагедии, главными героями становились Ван Гог, Гоген и Модильяни. Тулуз-Лотрек подходил сюда по причине физической неполноценности, Писсарро — в связи с крайней бедностью и еврейством, и даже богатый и классово всему этому демократическому разгулу абсолютно чуждый Дега к концу жизни так "удачно" ослеп, что украсил собой список первых бедолаг европейского искусства. Пытались затянуть в свои сентиментальные сети и буйного Пикассо, и вечного эмигранта Шагала, и живущего с вечно больной и капризной женой Матисса, но эта троица явно принадлежала к столь растворенным в своем искусстве олимпийцам, что никакие биографические треволнения не могли поколебать их абсолютного счастья.
+++
ХХ век принесет еще несколько всплесков подобной романтизации и вплоть до Поллока лучшим художником будет художник пьющий, бедный и бездомный. На всем этом поставил крест Энди Уорхол, показавший на себе, что художник может и должен быть модным и богатым. 
Произведения будто живут своей отдельной жизнью — с розовыми дамами, плывущими над землей; ангелами, спускающимися с небес; лодками и кораблями, пересекающими то ли реку забвенья, то ли всего лишь Неву; грустно-матиссовскими натюрмортами на столе, не знавшем красок южных плодов. Идеально упругая линия, точнейшая композиция. Как, впрочем, и в стихах: "И вокруг эти жуткие лица... // Об эти лица глаза могут разбиться". Сам автор асоциален, практически невозможен для контакта с незнакомыми. Но его вещи чисты и светлы — романтически настроенный критик сказал бы, что они говорят за своего автора.