Снег красивый выпал, сверкает, как отрава. Что-то определенно несъедобное, как новогодний дождик. Башмаки скользкие, еду, лечу, хорошо, что в детстве на ногах с ледяных горок катался. Чижику нравится, дергает нарочно в стороны, чтобы сбить равновесие.

Иногда мучительно жить без денег. На лечение Чижа ушел мой годовой бюджет, а теперь еще и холодильник сдох. Вернее, сдыхал несколько раз, но мне удавалось его реанимировать. Скоро окончательно помрет, я чувствую.

Читаю "Вилы" Алексея Ивавнова. Это про пугачёвский бунт, необыкновенно интересно. Не могу судить о правдоподобии исторических теорий автора, но мне одни уральские и яицкие топонимы слух услаждают со времен есенинского Пугачева: Чаган, Узень, Сырт, Таловый умёт, Рын-пески, Илецкий городок, Каргала, Челяба, Сакмарский городок, Бёрды (пугачёвская Москва). У меня есть любимцы и среди пугачёвцев - Зарубин-Чика и Шигаев, они, оказывается, первые присягнули Пугачеву, хотя сразу признали в нем казака.
Книжка захватывающая, но порой мешает избыточность словесных красот не лучшего тона. Ухо режет: "такой демиург как Пугачёв"… Но столько всяких чудесных историй:

* * *

Табынская икона Божией матери.

Подлинная её сила откроется в 1848 году. Беспощадные степи Азии то и дело облизывали русские границы смрадным языком эпидемий. На реке Белой большое пристанское село Стерлитамак будет вымирать от холеры. Изгонять дьявола призовут икону из Табынска. Дьявол сбежит от святого лика, и Стерлитамак исцелится.

Через пять лет холерой залихорадит Оренбург. Гибнущий город воззовёт к табынской спасительнице. Икону принесут – и бесы отступятся от Оренбурга. Но чуду иконы найдётся и вполне рациональное объяснение. Городские власти Оренбурга стаскивали трупы умерших от холеры в огромный Караван-Сарай. Шедевр архитектора Александра Брюллова стал замком смерти. Но ненасытные интенданты Караван-Сарая тайком снимали с покойников одежду и продавали по дешёвке: тем самым разносили заразу по городу. Когда в Оренбург вошла Богородица Табынская, жулики побоялись грешить пред её образом, побоялись наживаться на мёртвых, и прекратили торговлю. Разбег заразы остановился.

Постепенно табынскую икону призна́ют по всему Яику-Уралу, по всей огромной губернии. И сложится крестный ход через пограничные селения. Икона будет обходить Оренбургскую губернию по кругу, и этот крестный дозор будет длиться с весны до весны. Усталая Богородица разрешит себе отдыхать в своей церкви в Табынске только три недели в году.

По колеям пыльных степных трактов от форпоста к форпосту покатится карета – колёсный храм с пятью деревянными главками. В карете будет ехать икона: огромная, тяжёлая, чёрная доска с едва мерцающим образом Богоматери. В эту повозку будут запрягать лишь тех лошадей, которые никогда не возили на себе всадника, – даже мальчишки в ночном не запрыгивали им на спины охлюпкой. Такие лошади умеют понимать желания чудесной иконы и сами выбирают, в какую деревню им свернуть и где остановиться.

Табынская Богородица, как мать, помогала всем – и казакам, и не казакам, и православным, и правоверным. Среди православных Табынскую Богородицу почитали и никониане, и раскольники, потому что образ её был дониконова письма. Казачья заступница объединяла всех.

Она будет в дороге пятьдесят лет, до самой Гражданской войны. Оставляя Оренбург большевикам, последний оренбургский атаман Александр Дутов увезёт казачью святыню в Сибирь. Оттуда разгромленные белоказаки через смертоносные льды хребта Боро-Хоро на руках вынесут икону в китайский город Кульджу.

В скромной русской церковке Кульджи Табынская Богородица будет утешать изгнанников ещё пятьдесят лет, до эпохи Культурной революции в Китае. А потом со смоляным дымом костра бесноватых хунвейбинов Божья Матерь Табынская тихо отступит в небо Поднебесной империи.

* * *
На мосту через Яик заупрямилась пушка – то колесом в щель провалится, то повернёт не туда. Пётр Фёдорыч велел отрубить пушке уши и сечь её плетями, и пушка закричала, как лошадь.


* * *
Пугачёвский писарь Ванюшка Почиталин, титулуя самозванца, изощрялся как мог, чтобы убедить в его подлинности: «Я, великий государь анператор, жалую вас, Пётр Фёдаравич», «Доброжелатель, тысячью великой и высокой един великий император государь», «Российской державы содержатель».

Указы Ванюшки восходили к народным заклятьям: «Исправить бы тебе великому государю пять голубиц и тритцать бонбав, и ни жилеть бы тебе коний государевых. И никто же бы тебе за то не обидил, ни встрешнай, ни папиришнай. А ежели кто онаго обидит, тот приимит от великаго государя гнев». «Голубицы» – это гаубицы.

И всё ж Ванюшка чувствовал потребность в творческом росте. В октябре 1773 года, уже под Оренбургом, Максим Шигаев добыл переплетённые в книгу правительственные указы. Максим и Ванюшка заперлись в избе и неделю упражнялись в составлении манифестов, «выбирая лутчия речи». Их творческий дуэт Пугачёв усилил крестьянином Петровым из Белорецкого завода: Пугачёв подивился, как складно написана жалоба Петрова.

Про книжки и кино:

26. ВИДЕНИЯ, Images, 1972, реж. Роберт Олтман – 6/10
Хороший фильм, но как-то сразу не зацепил, героиня несимпатична, но здорово переплетаются видения и реальность, живые люди и мнимые сущности, и место с водопадами потрясающее, очень красиво.

27. ПИЛА 7 – 4/10
У ловких качков шансов по любому больше. У хиляков шанмов нет вообще. Так Пила отделяет грех от добродетели. Все в спортзал, там освобождают от грехов. Тут вообще всякий смысл потерян, вовсю убивают невинных, чтобы дать урок грешникам.

28. ЛЕГИОН – 3/10
Барахло про мнимо-апокслипсис. Но некоторые сцены симпатичные, про злую старуху и мороженщика.

29. ГАЗОВЫЙ СВЕТ, Gaslight, 1944, реж. Джордж Кьюкор. – 8/10
Это классика в чистом виде. Отвратительный садист муж с наслаждением сводит с ума жену. И наглая горничная, которая доводит хозяйку до ужаса и отчаяния (в "Козероге" такое же было). Бедной жене не помешала бы инъекция нынешнего феминизма. Сейчас бы этого абьюзера, токсичного манипулятора и шовинистическую свинью быстро бы распознали и в хлев затолкали. Теперь у феминисток есть свои триггеры, когда надо срываться в возмущение и скандал и словарь для ответных обвинений, теперь на такие наезды автоматически реагируют). Ингрид Бергман очень хороша (хотя совсем не в моем вкусе, и я долго ее не признавал, только недавно пригляделся), она так чудесно держится, она такая статная, великолепная, солнечная и при этом ранимая. Злодей тоже выразительный, красивый и мерзкий одновременно.

30. ЗАВОРОЖЕННЫЙ, 1945, реж. Хичкок – 6/10
Здесь и Михаил Чехов, и сон, нарисованный Дали, Ингрид Бергман и Грегори Пек. Не шедевр, но смотреть приятно, как и всего Хичкока.

Внезапно прочел детскую книжку - РЕКЕМЧУК. МАЛЬЧИКИ – 6/10
Старая советская книжка про хор мальчиков. Интересно, я люблю книжки на профессиональные темы, а о пении тем более.